Чёрный смерч [сборник] - Святослав Логинов

В этот момент его резко и больно хлестнуло по лицу. Так может садануть распрямившаяся вдруг терновая ветка, хотя какой тёрн в этих северных краях? Таши вскинул в защиту руки и почувствовал хлёсткий удар чуть выше локтя. Неведомый враг прорвал кожан, выдрав клок рукава и крепко зацепив живое тело. Таши вслепую отмахнулся копьём, но никого не задел. И главное, он не слышал ни единого звука, не было слышно ни судорожного дыхания сражающегося существа, не шелохнулась ни единая ветка, не треснул сучок под ногой, но противник умудрился забежать сзади, следующий удар упал со спины, и если бы не меховой шлык, треухом спускавшийся на шею, то рывок этот вполне мог бы оказаться роковым.

Невозможно сражаться в непроглядном мраке с врагом, умеющим двигаться совершенно бесшумно и бить, прошибая насквозь тёплый кожан. Эх, знал бы, что такое приключится, тулуп надел бы!

У Таши хватило самообладания не тыркать копьём вслепую, ясно же, что неведомый враг в отличие от человека прекрасно видит в темноте. Крутанувшись на месте, Таши очертил копьём полукруг, рассчитывая если не кремнем ударить противника, то хотя бы древком задеть. Вместо этого копьё ударилось о ствол дерева и едва не переломилось пополам. Таши шагнул к дереву, прижался спиной к стволу, выставил перед собой копьё, быстро вращая им и делая неожиданные финты. Вся надежда была на то, что неведомый враг испугается напороться на изострённый камень и сочтёт за благо поискать менее шуструю поживу.

Не испугался. Таши почувствовал новый удар, на этот раз снизу, в живот. Видимо, враг был не слишком высок и рвать противника волчьей повадкой ему было так же привычно, как и налетать безо всяких ухищрений, дуриком. И то и другое получалось у него блестяще, Таши был уже весь залит кровью, а сам он ещё не только не коснулся врага, но даже не понял, с кем пытается вести бой.

Когда-то, давным-давно, в этих же краях на его отца набросилась рысь. Но тогда было светло, к тому же хищная кошка враг знакомый, во время битвы она визжит, и ты знаешь, что она тоже боится тебя. А этот — вроде ночного духа: невидим, неслышим, но опасен безмерно.

Свободной рукой Таши вытянул из-за кушака боло. Оружие это степное, в лесу боло не покидаешь, а уж ночью боло крутить — только куст заарканить. Впрочем, Таши и не пытался по правилам действовать длинным ремнём с навязанной гроздью камней. Он ухватил ремень разом за два конца — свободный и тот, на котором был груз, и хлестнул получившейся петлёй против движения копья. На этот раз ему удалось задеть противника, в темноте тонко и негодующе вскрикнули.

— Ага, больно!.. — злорадно закричал Таши, бешено размахивая одновременно копьём и длинным ремнём.

И вновь враг прорвался сквозь сплошную, казалось бы, защиту, саданул под рёбра, легко разодрав одежду и зацепив живое тело.

Бой превращался в избиение. Удары сыпались справа и слева и каждый оставлял кровавую рану.

«Хоть бы луна была…» — натужно подумал Таши.

Ещё немного, и он просто истечёт кровью, хотя любая из этих ран по отдельности ничуть не опасна.

Свистит ремень, вращается копьё, хрипло дышит боец, а его противник по-прежнему движется совершенно беззвучно. Все старания человека пропадают втуне, а то неведомое, что напало на него, вновь подкралось сбоку, куснуло за предплечье, заставляя руку слабеть. Копьё, зажатое в другой руке, пошло на отмах, локоть неожиданно вмазался во что-то мягкое. И вновь — пронзительный вскрик, словно канюк плачет над степью.

«Так оно не впереди вертится, а кругом дерева обегает! — догадался Таши. — Ну так я тебя!..»

Удар слева, по раненной уже руке, чуть ли не в то же самое место. И в ответ Таши, на мгновение оставив копьё, перехватил ремень двумя руками и не хлестнул, а накидом бросил широкую петлю вправо, в пустое, казалось бы, место.

Есть такая детская игра — ловитки. Выйдут малыши на луг, у каждого в руках сложенная вдвое верёвочка, и принимаются друг друга ловить. Руками трогать никого нельзя, а нужно накинуть петлю на приятеля и притянуть его к себе. Казалось бы, просто, а попробуй — без привычки не выйдет ничего. Особенно девчонок трудно ловить, они и уворачиваются, и пригибаются, а то норовят через твою верёвку, как через скакалку, перепрыгнуть. А только зазевайся, так она сама на тебя верёвочку накинет, и окажешься ты в плену.

Не было равных малому Таши в этой немудрящей игре, и теперь давний навык не подвёл. Хищное привидение оказалось внутри ременного круга. Таши рванул ремень на себя, словно подсекал рыбину, попавшую на уду, и подивился легковесной тщедушности своего противника. Однако пушистое тельце словно проросло острыми, как шилья, когтями, а быть может, зубами, Таши так и не сумел этого понять. Кожан оказался распорот разом в десятке мест, когти впились в тело, но Таши не отпустил пленника, а всей силой, всем весом своим грянулся о невидимый во тьме, но давно уже нащупанный ствол. Он не услышал, а на ощупь почувствовал, как хрустят тонкие кости. Третий раз всклекотнул крик ночной бестии. Тварь ещё дёргалась и рвала когтями, но уже не сражаясь, а издыхая. И хотя Таши сразу понял это, он не отпустил хватки, а ударился о дерево второй раз, и третий, и лишь когда замерла последняя судорога, ослабил петлю. Враг, теперь ничуть не грозный, хотя по-прежнему невидимый, бесформенным мешком упал на землю. Таши осторожно провёл ладонью по груди и животу. Там была одна сплошная рана, ладонь сразу стала липкой от крови.

— Зато кости у меня целы, — произнес Таши, обращаясь к ночной тишине.

Пошатываясь и спотыкаясь, он вслепую двинулся вперёд, совершенно забыв, что хотел переждать ночь, и не озаботившись посмотреть, с кем только что бился. Голова кружилась, хотя глубокие раны на руках, груди и животе почти не болели, а лишь слегка саднили. В пылу сражения Таши не заметил, как много крови он потерял, и лишь теперь это начинало сказываться.

В полной темноте Таши умудрился-таки выйти к лесной речке и едва не свалился в ленивую чёрную воду. Наклонился, зачерпнул воды, напился, затем, зашипев от боли, осторожно обмыл истерзанное тело. Вода лесных рек, настоянная на палом листе, хороша для ран. Ближний к болотцам посёлок детей лосося, тот самый, где жил старый Стом, располагался на берегу этой речки. Здесь Таши когда-то гостил целый месяц, сюда добиралось так неудачно начавшееся посольство.

Запахнув поплотнее обрывки кожана, чтобы царапучие кусты не задевали больные места, Таши заковылял дальше. На копьё он опирался, словно старик на клюку.

Восток уже вовсю разгорался зарёй и кругом было вполне светло, когда полуживой путник увидел бревенчатую изгородь, окружавшую посёлок детей лосося.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});